Федора Матвеевича привезли с гангреной нижней конечности. Пожилой, бородатый крупный мужик, едва умещающийся на носилках, выглядел плачевно (и это еще мягко сказано). По всей видимости, крепился до конца, пытаясь справиться сам. Медлить было нельзя: стопа и часть голени были черными, отечными, на бедре выше колена – сполохи красноты, так называемого в народе «антонова огня». А по-нашему – признаки сепсиса. По состоянию общий наркоз он мог не перенести. Делал под проводниковый плюс воинская противошоковая смесь внутривенно. Операция по типу Пирогова в боях за Севастополь – ампутация гильотинным методом. Управились за 15 минут. Спал он более суток (так настрадался), а мы боролись с сепсисом.
Поправлялся Федор Матвеевич довольно быстро. Уже через неделю свободно сидел и все порывался выйти покурить – в палате я не разрешал. Его навещала дочь Надежда, а однажды приехал дружок – таких же лет, примерно под 80 крепкий мужичок. В палате, как говорят, «дым коромыслом». Оба сидели обнявшись и курили, вероятно, не первую цигарку, да заметно было, что уже и выпили. Улыбались со слезами на глазах.
Ругаться было бесполезно: оба они были почти вдвое старше меня, один только-только по сути вырвался с того света, а я, хотя и спас его, но оставил без ноги. Дочь мне пояснила, что они соседи, погодки. С детства вместе росли, сходили на фронт, вернулись раненые. И хотя сейчас живут в пяти километрах друг от друга, еженедельно встречаются. Федор гармонист, а Степан плясун. «Встретятся после пенсии, один играет, другой поет или пляшет. А то бороться начнут – все стулья у меня переломали. Ну прямо как ребятишки. А курят с детства. Уж не ругайте их. Очень уж он настрадался и один, и без курева», — вступилась за друзей Надежда.
Года через два, возвращаясь с ягод, заехал проведать Федора Матвеевича. Он жил в Фирюсихе — мне было по пути. Выглядел он хорошо для своих лет, с костылями ходил свободно, протез не признавал. На вопрос: «Как здоровье?», махнув рукой, отшутился: «Слаб стал, с бутылки падаю!».
Пригласил в дом, поставили самовар, принесли мед в сотах. Разговорились. Вскоре подошел Степан, и друзья вышли покурить на завалинку.
Надежда Федоровна рассказала, что Степан еженедельно приходит, помогает и вот так курят до темноты. «Степан женился раньше, сына назвал Федькой, а когда родилась я, нас сосватали еще в детстве. Но Федор из армии привез жену белоруску. Степан так осерчал, что домой не пустил, и жили они у родни в другой деревне. Да и я горевала. Шутка ли – ждала, любила. А тут еще у нас мать умерла. Так и осталась вековухой с отцом. Время быстро летит, не подвернулся никто сразу, а теперь уже пенсионерка да отец-инвалид».
«Ах судьба моя, ах судьба! – неожиданно чисто пропела она. – Да и где они, мужики-то? Живут на селе, а ни косы, ни пилы толком держать не могут, все больше за стакан держатся. Вот хоть отец, хоть Степан — все могут, семьи ведут, помогают друг другу. Отец хорошим охотником был, так обе семьи дичью снабжал. А у Степана лошадь была, если что по хозяйству нужно – вопросов не было…».
Я предложил Степану по пути подвезти, но друзья еще не накурились.
«Вот так посидят-посидят молча и довольны. «Пойду, пожалуй, Федуль! – Да ты что, сиди, калякай» — и весь разговор», — улыбаясь, поделилась Надежда Федоровна.
Уезжая, я долго был под впечатлением от увиденного и услышанного. Часто ли встретишь такую мужскую дружбу, прошедшую через всю жизнь и испытания? Вам такое встречалось?
Владимир Кислицын